Таким образм, Канзи спонтанно, без всяких усилий, а главное, без специальных тренировочных процедур пришел к тому, чего от других обезьян добивались напряженной дрессировкой, причем продуктивная и рецептивная функции присутствовали в его языке в равной степени.
Кратко рассмотрев основные программы обучения обезьян языкам-посредникам, попытаемся понять, какими же свойствами обладает коммуникативная система, которой они могут овладевать.
Наиболее уверенно можно утверждать, что языки-посредники, которые усваивают антропоиды, обладают свойством семантичности, т.е. с их помощью обезьяны могут присваивать определенное значение некоторому, ранее нейтральному для них, стимулу и используют его вместо обозначаемого предмета, действия и т.д. При этом «слово» обезьян в языках-посредниках – не простой условно-рефлекторный навык, который воспроизводится в присутствии единичного экземпляра соответствующего предмета, а результат обобщения – формирования в мозгу отвлеченного представления обо всей совокупности сходных предметов, которое может широко употребляться в новых ситуациях. В процессе обучения происходит переход от знака-просьбы о конкретном предмете (sign-request), получаемом в виде подкрепления, к знаку-обобщению (sign-referent). Об этом свидетельствует, например, тот факт, что хотя при обучении использовались, как правило, единичные конкретные предметы, обезьяны применяют усвоенные жесты к довольно широкому набору незнакомых предметов той же категории. Так, знак «бэби» обезьяны использовали для обозначения любых детей и любых детенышей животных, а также их изображений на картинках и игрушек; знаком «собака» – любые породы (от той-терьера до мастифа), и настоящих собак и игрушечных, и их изображения на картинках, а также использовали этот знак, слыша лай невидимого пса. Шимпанзе одинаково хорошо понимали и жесты тренера, и их изображения на фотографиях.
Усвоенную систему знаков шимпанзе использовали как средство классификации предметов и их свойств. Впервые это было четко показано Роджером Футсом в опытах на шимпанзе Люси. Она имела относительно ограниченный запас знаков (60), но с их помощью почти безошибочно относила к соответствующей категории новые, ранее никогда ей не предъявлявшиеся овощи, фрукты, предметы обихода, игрушки.
Интересно, что многие обезьяны использовали «слова» языка-посредника в переносном смысле. Например, разные обезьяны активно применяли слово «грязный» не только в прямом смысле («запачканный»), но и в качестве ругательства. Так, Уошо однажды назвала служителя, долго не дававшего ей пить, «Грязный Джек». Горилла Коко в подобной ситуации назвал одного из служителей «Ты грязный плохой туалет». Обезьяны адресовали слово «грязный» к бездомным котам, надоедливым гиббонам и ненавистному поводку для прогулок.
Все обезьяны активно использовали выученные знаки не только в привычных, но и в новых, экстренно сложившихся, ситуациях. Описаны примеры, когда обезьяны, разглядывая книги, жестами комментировали знакомые картинки. Например, горилла Коко делала жест «monkey», когда видела в книге обезьяну.
Уошо, известная своей боязнью собак, отчаянно жестикулировала: «Собака, уходи!», когда во время прогулки на автомобиле за ним с лаем погнался пес.
Свойство продуктивности означает способность создавать и понимать неограниченное число сообщений, преобразуя исходно ограниченный запас знаков. Именно это свойство делает язык человека практически не ограниченным по своему объему и богатству. Почти все обезьяны периодически создавали собственные знаки, а также комбинировали известные им жесты и лексиграммы для обозначения предметов, названий которых они не знали. Такие примеры многочисленны, и накопившийся за годы экспериментов материал склоняет к мысли, что они достоверно отражают природу языковых способностей антропоидов. Так, горилла Майкл изобрела жест «дерево-салат» для обозначения любимого лакомства – побегов бамбука.
Уошо называла арбуз «конфета-питье», впервые встреченного на прогулке лебедя – «вода-птица», а рождественскую елку – «конфета-дерево», Люси называла невкусный pедис «боль-плакать», обезьяны называли карнавальную маску «шляпа-глаза», а огурец – «банан-зеленый» и т.д.
Термином «перемещаемость» обозначают способность человеческой речи разделять во времени и пространстве событие и сообщение о нем. Это одно из важнейших свойств языка человека, одно из его наиболее кардинальных отличий от коммуникативных систем животных – оно позволяет передавать сообщения не только о том, что произошло «здесь и сейчас», но также и «там, прежде, потом». В этом случае знаки употребляются в «отрыве» от обозначаемого реального предмета. Такое употребление знака свидетельствует о формировании и хранении в мозге внутренних (мысленных) представлений об этом предмете. Наличие свойства перемещаемости проявляется в следующих способностях:
– наименование отсутствующего (находящегося «там») объекта;
– передача информации, которая может стать известной адресату только в результате употребления знаков;
– передача информации о прошлых («прежде») и будущих («потом») событиях.
Наличие у человекообразных обезьян способности использовать знаки в отсутствие обозначаемого объекта или события было многократно подтверждено: практически в каждом из языковых проектов имеются доказательства того, что они наделены такой способностью. Например, это было четко продемонстрировано в экспериментах С.Сэвидж-Рамбо с Шерманом и Остином.
Способность обезьян связывать знаки разных модальностей, относящиеся к одному и тому же предмету, действию или понятию (референту), также была обнаружена при выполнении разных проектов. Так, у Канзи она спонтанно проявилась еще до того, как при выборе лексиграммы он стал слышать соответствующее слово. Как уже говорилось, однажды, услышав разговор сотрудников про Шермана и Остина, он нажал клавишу с лексиграммой «Остин». Позднее он продемонстрировал эту связь в специальном тесте – в ответ на звучащее слово он практически безошибочно находил соответствующую лексиграмму.
Закономерно возник вопрос: могут ли «говорящие» обезьяны передавать информацию о расположении в пространстве отсутствующих в поле зрения предметов («там»)? Возможность передачи пространственной информации с помощью языка-посредника С.Сэвидж-Рамбо исследовала у своих бонобо, которые содержались в подходящих для этого условиях (с возможностью долгих прогулок по большому лесу). Уже в 1–2 года Канзи знал все маршруты их прогулок по обширной территории Центра и зачастую сам выбирал маршрут. По мере взросления Канзи и другие бонобо усваивали названия различных участков территории Центра. Для этого им сначала демонстрировали фотографии и произносили их названия, а потом помещали на клавиатуре соответствующие лексиграммы. Для проверки способности Канзи ориентироваться по знаковой инструкции (лексиграмма или слово) его отправляли на прогулку с человеком, не ориентирующимся на территории Центра. В начале опыта Канзи получал инструкцию, куда им следует отправиться, затем появлялся его спутник, и они отправлялись на прогулку. Инструкцию Канзи получал в разных формах – акустическое слово, слово на йеркише или фотография. Во всех вариантах было зафиксировано, что он в точности соблюдал маршрут. В то же время он обнаруживал и свойство продуктивности: с помощью лексиграмм сообщал о местонахождении потерянных на прогулках вещей (иногда это касалось пропаж многомесячной давности).
Продемонстрированную бонобо Канзи способность обмениваться знаковыми сообщениями о пространственном расположении интересующих его удаленных мест экспериментально проверил Э.Мензел. В его экспериментах участвовала шимпанзе по кличке Панзи, обученная йеркишу. На глазах обезьяны экспериментатор прятал в кустах различные предметы, а через несколько дней проверял ее способность передать эту информацию с помощью лексиграмм новому человеку, не знавшему о том, что это за предметы и где они спрятаны. Панзи успешно дала указания, как найти 34 предмета, спрятанные в разных местах.