Лисси

[borzogolic]

Ничего, если я буду здесь постить рассказ о моей кошке? Лисси, право заслуживает отдельной темы, а в "Славяне..." упоминается мимоходом, но, если рассказ слишком длинен или еще чем-то неуместен для форуму, свистните мне, - и я тут же закрою тему, О.К.?

Недлинная Лиссина жизнь едва не оборвалась в самом начале…
Их было четверо: четыре маленьких котенка, очаровательных, как все беспомощные малыши, для любителей и старых дев, но не более того. Умеренно пушистые, чистейшей дворянской породы. Примерно через неделю после того, как у них открылись глаза и, еще затянутые голубоватой пленкой, стали осматривать небольшой, но уютный мир, в котором они родились и жили со своей ничем не примечательной матушкой, человек, повелевавший этим миром, решил, что выбора у него, а, значит, и у них нет.
Заявок от ближних и дальних родственников и знакомых не поступало, а число пять ровно в пять раз, или на 400% превышало оптимальное число кошек для одной квартиры. К несчастью, человек, сделавший эти расчеты, полагал себя гуманистом. По сути это означало, что он был непоследователен и сентиментален и, решив, что гибель ненужных и беспомощных зверенышей неизбежна, избрал самый мучительный ее вариант. И вот четверку довольно мягко сгребли в корзинку с рваной обувью и старыми тряпками и вынесли на развалины старой оранжереи, где уже года два вместо роз и гиацинтов расцветали и множились черепки битой посуды, развалившиеся башмаки, сломанные игрушки, черновики стихов и отчетов. В том потаенном, но неуютном уголке большого мира содержимое (содержимых?) корзинки вывалили на мокрую землю и битые кирпичи. Поразмыслив немного, человек швырнул туда же корзинку, поелику чувствительному сердцу тяжко было бы натыкаться взглядом на это соломенное подобие повозки смертников, да и была она все равно старой.

[-dingo-]

Третий раз заглядываю, а продолжения всё нет.... :(

[borzogolic]

- Над развалинами, как и над всем городом, шутила свои мрачноватые шутки поздняя осень: в тот день еще словно не рассветало, но уже приближались сумерки, на котят и обрывки старых тряпок ветер наносил крупу. На котятах снег таял, на тряпках – нет, но было и еще одно различие: малыши, оторванные так резко от мягкого маминого бока, вкусного молока, теплой батареи, во всю мощь своих крохотных связок пищали, протестуя, взывая и жалуясь. Силенок им хватило бы ненадолго, писк звучал все слабее и тише, но тут-то и вмешалось благостное Провидение, обернув милосердием к слабым слабость человека, чье сердце было просто орган кровообращения и на милосердие не претендовало.
Некая молодая, довольно грустная особа, возвращаясь в тот день с работы, так углубилась в свою грусть, что сошла с автобуса двумя остановками раньше, чем было надобно, принимая в расчет погоду и раскисшую в рыжий кисель тропинку, которая летом укорачивала путь, а в распутицу только усложняла его. Но у этой самой тропинки, с точки зрения котят, сумей они проанализировать ситуацию, было неоценимое достоинство: она вела мимо бывшей оранжереи. В какой-то момент звериным и детским чутьем, всем зябнущим тельцем, котята ощутили надежду, и писк возобновился с удвоенной силой.
Правда, молодая особа, несмотря на свою вселенскую грусть, не утратила, в общем, весьма развитой у нее способности к анализу, потому почти одновременно с писком, она восприняла и его значение: те сложности и проблемы, коими обыкновенно чревато всякое доброе дело. И она прошла мимо. Если бы котята воспринимали быстрее и видели зорче, они разглядели бы, как мгновенно им ухмыльнулась смерть из-за разбитой вазы, на которую по фантастической прихоти случая была надета съеденная дотла молью ушанка, - самое подходящее обрамление для этой ехидной дамы. Даже молодая особа не заметила этого персонажа, хотя обернулась она очень быстро. Но, должно быть, зловещая та ухмылка пересилила страх наказания за доброе дело. Или анализ не устоял…
Котята, мокрые и чумазые, засунутые в лоно просторного шерстяного жилета, под куртку, почувствовали только, что стало тепло и спокойно, чужой запах их не пугал и даже не был им неприятен, хотя смесь дорогих сигарет и дешевого дезодоранта – не подарок для чутких кошачьих носов.

[-dingo-]

Все затихли в ожидании продолжения.....

[borzogolic]

- Предвиденные проблемы начались одновременно с прибытием домой – дом уже был Домом, хотя Лисси еще не идентифицирована как таковая, - в доме не было молока. Путем оперативно-розыскных мероприятий источник был обнаружен в одной из квартир этажом выше, владельцы коей щедрой рукой плеснули полстакана живительной жидкости. Спасенным от холода малышам голодная смерть тоже больше не угрожала. Есть самостоятельно они, правда, еще никогда не пробовали, но то была даже не проблема, так, мелкое затруднение, с которым котята, засунутые носами в блюдце с белой и, по мнению молодой особы, довольно противной жидкостью, справились за 10 минут. По прошествии еще 10 минут вновь прибывшие безмятежно дрыхли вокруг блюдца, не затрудняя себя поисками более комфортабельной спальни.
Не питая иллюзий на предмет возможности навязать кошкам, даже очень юным кошкам, свои представления о спальном месте, молодая особа для очистки совести отыскала в шкафу какой-то неносибельный, но вполне еще греющий предмет одежды и уложила его поближе к батарее и подальше от дверей.
Через несколько часов в доме спали все: молодая особа, ее грусть и четверо найденышей. По странному совпадению спали все на одном старом коротком диванчике. История не дает исчерпывающего ответа на вопрос, совершили ли зверята Великое восхождение на диван совсем уж без посторонней помощи.

[Ирина Мартин]

Вот наверняка у тебя все это уже написано. Давай куски побольше! А то я не успеваю настроиться на сюжет и вжиться в образ :)))

[borzogolic]

Слушаюсь!

- Спустя несколько дней, когда наличие молока в доме стало нормой, а котята стали открывать для себя другие вкусы и смаки, например, кусочки сырой печенки, немного твердой, но восхитительно пахнущей, на сцену вышел, точнее, был доставлен на руках новый персонаж. Персонажа именовали болонкой, хотя условность этого обозначения была для всех очевидна и столь же безразлична для всех: назови хоть таксой, только в нору не посылай.
Безусловной была только принадлежность этого существа к собачьему племени, но котятам, слишком рано оторванным от кошачьего клана, никто не объяснял еще, что собаки – их заклятые враги, и потому Лисси восприняла нового персонажа, как вполне себе породное (от слова «родня») создание, и по полной программе получила родственную заботу. Болонка с непритязательным именем «Зайка» сразу после появления в доме запихнула Лисон в тапочек (чтобы не удирала) и добросовестно вылизала все доступные котячьи места. К тому времени, как хозяева Зайки вернулись из отпуска и забрали свою красотку, Лисси подросла и вполне могла обходиться без услуг массажиста.
В первый же день котята получили имена: пушистый белый котик стал, естественно, Маркизом, двое других, ярких и пушистых, тоже обрели красивые и гордые имена, потерявшиеся в анналах, а Лисси, серенькая простушка с рыжими отметинами, стала просто Алиссией, Лисси, Лисон.
Маркиза и его братика увезли в карете марки «Газ-какой-то-по-тем-временам-весьма-крутой» буквально через пару недель, когда котята подросли, отъелись, распушились и приобрели все стати и повадки домашнего зверя, коего не только любят, но и уважают как личность и как класс. Спустя еще недельку- другую забрали и Лиссину сестренку, после чего титанические усилия по пристраиванию котят плавно сошли к нулю, и Лисон Несравненная вполне успокоилась на предмет своего будущего. Дом стал Ее Домом, а она уже безусловно Лисси.
Правда, в последующие годы она часто идентифицировала себя и под другим именем: «Моя (Твоя) Кошка». Чаще всего второе имя употреблялось в диалогах и вопросительных предложениях типа: «Мама, ты опять закрыла Мою Кошку в шкафу!» или «Алена, что Твоя Кошка делает в моей спальне?», а иногда «Алена, кем Твоя Кошка себя считает?» На последний вопрос ответить было легко: кошка считала себя собакой. Ее не запирали в доме, и она очень быстро выучилась проситься на улицу, даже больше, она стала совершать относительно длинные прогулки с Аленой и болонкой, и единственная уступка кошачьей сути заключалась в том, что при появлении посторонних Лисси уходила с тропинки и пробиралась дальше «огородами». Нельзя сказать, что она очень уж при этом пряталась, - котенок полагал себя в полной безопасности, и был, кстати, прав.
В первый раз, обнаружив киску, крадущуюся кустиками за девушкой с собакой, кто-то из соседей был изумлен и не замедлил высказать свое впечатление: «Батюшки, да за вами кошка охотится!», но довольно скоро все привыкли к странной троице, тем паче, что от молодой особы, каковую как раз и звали Аленой, все привыкли ожидать любой странности. Все у нее было не как у людей, и собаки, и кошки тоже … странные.
Гулять на свежем воздухе Лисси любила очень, и, не связанная режимом, долгие часы проводила в играх в кустарнике под окнами. Здесь она нашла друга. Друг даже болонкой не назывался, так, мелкопомесный «звоночек» приятной внешности и чудесного характера. Он был постарше Лисси и, видимо, ему уже объяснили, что Запад есть… тьфу! Кошка есть кошка, собак есть собак. Посему, когда Лисси в первый раз выбежала на дорожку, по которой он направлялся по своим собачьим делам, и стала вертеться у него под носом, приглашая побегать и поиграть, собаченок оторопел: сел на попу и, вывалив язык, смотрел на это странное создание, которое выглядит совсем как кошка, а ведет себя вполне как собака. Следующий год, пока Лисон не повзрослела и не завела семью, дворянчик целенаправленно прибегал к дому поиграть с веселой подружкой, и они носились по двору, как герои известного мульта, приводя окружающих в такое же умиленно-недоуменное состояние: Господи, если уж собака с кошкой так дружат, из-за чего же мы, люди, вечно собачимся?
Лисси росла, хорошела, и как-то, по случаю посетившая дом женщина-врач, увидев ее, сказала: «Какая кошка у вас красивая! И счастливая - трехцветная». Лисси, действительно, была трехцветная, наверное, даже четырехцветная. Мягкая ее недлинная шерсть шла черно-серыми полосами, на задних ножках полосы превращались в серо-рыжие, а белая манишка и носочки добавляли ей шарма. А красота? Некрасивых кошек, по-моему, не бывает, бывает слишком тяжелая жизнь и болезнь. Потому случайное замечание никак не сказалось, Лисси любили и без того, и она, давно забывшая те несколько часов на свалке, любила всех и доверяла всем. Правда… ей иногда не хотелось появляться перед некоторыми людьми, посещавшими дом.

[Ирина Мартин]

Я поехала в больницу с Мартином. Вернусь вечером. Ну, напиши продолжение, что тебе трудно? Пожалуйста! :)

[-dingo-]

Вооот! Тут хоть есть что прочитать, а то печатала по 2 строчки. :)

[borzogolic]

- По прошествии времени Лисон поняла причину скорби, угрызавшей Алену: нередко она видела, как та заливалась слезами, прижимая к себе мячик или ошейник, обнаруженный в дальнем углу во время генеральной уборки. Лисси тогда принималась мурлыкать и тереться о ноги девушки, та брала ее на руки, заливала слезами, бормотала на ушко ей: «Славный… Лисонька, где мой Славный?», но потом успокаивалась… на время.
К этому человеку Лисси вышла охотно, никакие предчувствия не тревожили ни ее, ни Алену, когда он вошел и достал из-под куртки щенка, состоявшего, кажется, из шести частей тела невероятной длины: голова, ноги, хвост, да еще… глаза. Огромные для узкой головы, темные глаза. «Сын Славного ,» - сказал человек и ушел, оставив это невероятное создание в руках Алены.
Жизнь явно стала веселее, хотя пришелец веселым не был. Он рос сильным и энергичным, приветливым и игривым. Возобновились прогулки втроем, и Алена повеселела. Лисси могла бы и ревновать, потому что, приходя с работы девушка прежде брала на руки щенка, он обнимал ее передними лапами, вылизывал ухо, и только после этого доходила очередь до Лисон. Рацион и прогулки Лисси никогда не удостаивались такого внимания, какое уделялось кормлению малыша (впрочем, никто не препятствовал ей отведывать пищу в щенячьей миске, и она не нашла ее предпочтительной), и парикмахерских услуг после ухода Зайки ей никто не оказывал, а щенка вычесывали и мыли, и массировали. У Лисси были все основания для ревности, но не было желания ревновать, она прекрасно знала, что в этом сердце, которое только орган кровообращения, у нее есть свое место, и это место ее устраивало.
Лисси многому научилась у малыша, она стала проситься на улицу, причем по-борзячьи проситься – молча садясь у входной двери, она стала укладываться на ковер, утоптав себе по-собачьи лежку, она научилась «говорить глазами». Хотя зеленые Лиссины глазки не были так огромны и выразительны, как борзячьи очи, но уж если кошка сидит на кухне и переводит взгляд с вас на холодильник и на свою миску, самой тупой человеческой особи нетрудно понять, о чем она просит вас.
Два месяца – это эпоха в жизни щенка и котенка. Два месяца – такое короткое счастье для человека. Тот персонаж, что когда-то упустил Лисси, вернулся за своей добычей. Три недели бессмысленной беготни по городу в поисках ветеринаров, лекарств, три недели ухода, уборки и слез. Малыш уходил, и все это знали. Его взгляд уже словно не отрывался от Алены, он уже не выбегал, а выползал к входной двери встречать ее, но в любом состоянии он, как в первый день, обнимал ее лапами и вылизывал ухо. Три недели кошмара, исполненного любовью. Лисси ложилась рядом со щенком, мурлыкала и грела его. Больше ничем она не могла помочь, но все же… Никто не мог встать между ним и «доброй сестрой», которую мы так часто считаем злобным врагом, но рядом с ним всегда кто-то был, и, возможно, ему было не так страшно и больно.
Он ушел в воскресенье утром, и Лисси перенесла свое место сестры милосердия к человеку, которому еще могла помочь. Собственно, она сама еще была маленькой и нуждалась в человеческой помощи и заботах, и ничто так не отвлекает от собственного горя, как необходимость заботиться о другом, будь то люди или кошки, не суть. Быть может, те несколько часов у теплицы навсегда вытравили из кошачьей души эгоизм, быть может, его и не было там никогда, но эта маленькая простушка жила в мире, который чаще напоминает дурдом, как в детской, где всегда нужна ласка и помощь. У нее появилась манера приводить в дом бездомных котят – поесть и погреться. Соседи периодически заводили породистых котов, с которыми обходились весьма просто: на весь день выставляли на коврик в подъезде. Лисси приводила к обеду и их. Она научилась защищать слабых; ей никогда не приходилось драться, но ярость стремительной малышки заставляла убегать от дома весьма крупных четвероногих агрессоров.

[-dingo-]

[Ирина Мартин]

Да уж... :(((

[borzogolic]

С Рождеством Христовым, братья/сестры православные! Ангелов-Хранителей всем! Впрочем, по-моему, у нас у всех они есть, наши ангелы, и им трудно приходится с нами, без крыльев и неба, но они честно хранят нас все недолгое время, что могут прожить на земле. Помните рассказ Хэрриота, где герой выбрался из бездны депрессии, "держась за собачий поводок"? Таких людей, по-моему, совсем не мало, и, конечно, Господь мог бы избрать для них/для нас иной способ спасения, но выбрал этот. С Рождеством Христовым! С днем рождения Спасителя "всей твари"!

Но вот прошло время, и Лисси выросла. Следующие два года жизни прошли для нее в тихих семейных заботах, мирские драмы и личные трагедии не омрачали ее. Алена писала стихи, рыдала все реже, наконец, успокоилась в ожидании своей собаки, и дорожила обществом Лисси тем больше, что та была маленькой подружкой умершего щенка. Лисси завела себе мужа из соседней (деревни) квартиры, последнего из тех породистых бедняг, которых спасала от голода, и раза три принесла от него котят. Зная предшествующие пристрастия барышни, можно было бы предположить, что она решится на мезальянс и захочет выйти замуж за не-болонку Мики, но там была чистая дружба.
Лисси создала себе настоящую семью: всякий раз после появления потомства Рыжий переселялся к входной двери резиденции своей супруги и караулил случай проскочить в квартиру и помурлыкать с любимой женой над детьми. Кажется, и у него не было других партнерш, а уж Лисси точно никого больше не принимала. Лисси была некрупной кошкой, но молока для детей у нее всегда хватало, и, поелику ее и Рыжего дети, действительно, были хороши, в свое время все находили свои дома, и никто не рисковал познакомиться с той теплицей, где едва не закончилась жизнь их мамы. Характер Лисон не изменился: получив лакомый кусочек, она несла его в спальню и вымуркивала котят, чтобы отдать угощение им, в перерывах между деторождениями продолжала опекать бездомных котят. Она не забыла своих «борзячьих» повадок и никогда не отказала в ласке обитающим рядом с ней людям.
Время ожидания заканчивалось. Все чаще в разговорах мамы и Алены звучало имя Славный, и слышалось слово «переезд», все чаще они куда-то ездили, говорили с кем-то по телефону. Наконец, Алена, лаская Лисси, шепнула ей на ухо: «Лисонька, через две недели он вернется, и мы все уедем», и поцеловала в нос. Была ранняя весна, холодная сибирская весна, больше похожая на ту осень, когда Лисси явилась на свет, и он приехал, запрятанный в тот же широкий жилет, под приснопамятную куртку, и, когда Алена извлекла его из-под куртки, Лисси сразу его узнала: те же длинные-длинные ноги и руки, те же огромные темные глаза на узком лице, и такой же ярко-рыжий и … славный. Конечно, Славный, долгожданный прекрасный собачий Принц, только что без коня.
В сущности, вся весна прошла «на чемоданах». Если бы дело было в другой семье, Лисси, возможно, тревожилась бы, но, помилуйте, о чем тревожиться, пока дамы обсуждают, смогут ли они взять хоть книжку в дорогу, да и стоит ли ее брать, если руки и внимание будут заняты «собакой/кошкой», их мисками и ковриками? Лисси знала, что ее не оставят, а дом всегда там, где те, кто любит ее, и кого она любит. Лисси прощалась с Рыжим, с другом Мики, обошла (втроем) знакомые прогулочные места… Кто знает, может, она вовсе и не думала об этом, но люди, сами уже отчасти бывшие в пути, воспринимали поведение кошки как спокойную и бестревожную готовность к переселению.
Вот оно и свершилось: последний ребенок обрел свой дом, ветеринарные справки на щенка породы «борзая» и кошку «домашнюю» получены (и как описать взгляд пожилой ветеринарши, заполнявшей справки на выезд? Как описать диалог двух глухих – ее и Алены, пытавшихся объяснить, что «кошки- привязаны- к- месту-она пропадет –в-дороге» и «это-наша-кошка-ей-будет-плохо-без-нас»? Скажу только, что женщина излагала свои представления о сферической кошке в вакууме, когда ей говорили о вполне конкретном животном, - посему диалог как-то не очень получился), миски и коврики собраны, такси вызвано, вторые ключи от оставляемой квартиры переданы соседям. Последняя прогулка, последний поцелуй Рыжему – и в дорогу. Несколько часов перед отъездом Лисси не отлучалась из квартиры совсем, хотя возможностей было достаточно: люди приходили и уходили, двери постоянно были открыты, наша киса решила не рисковать. Ее не оставили бы в любом случае, и она это знала, но откуда это у «оборзевших» кошек: не доставлять своим людям ненужных сложностей?
Этих сложностей не было и в дороге. Час до аэропорта, три часа лета над огромной страной («где сердцу уголок?»), переезд и пересадка в другом аэропорту, где щенок и Лисси смогли, наконец , прогуляться и оставить «лишний груз» на травке, новый двухчасовой перелет и новый город. Никаких «переносок» и клеток, да и намордников, слава Богу, тогда не требовали, и Лисон провела всю дорогу на Алениных коленях, а в ногах лежал Славный. Все свои были в сборе, беспокоиться не о чем, и зверики не беспокоились, и вели себя настолько спокойно, что удостоились комплимента от стюардессы: «Какие красивые и умные животные! И как замечательно себя ведут!» А поелику объявила это девушка во всеуслышание, если и присутствовали в салоне кошко/собаконенавистники, подать голос они уже не решились. На этой ноте приязненного удивления и пролетел день, за который Лисси со своим разноплеменным «прайдом» преодолела 10 000 километров, не создав ни единой проблемы и не обогатив анналы зоопсихологии описанием хоть мало-мальского стресса.

[-dingo-]

[borzogolic]

Сложности начались по приезду на место и вызваны были отнюдь не стараниями животных, но всего лишь наличием оных. Ситуация этого города уникальностью не блистала: слишком быстрое и резкое изменение уклада жизни, слишком массовое переселение из собственных домов, с участками и садами, в бетонные башни и спичечные коробки «хрущоб» породили в «коллективном бессознательном» вину перед тварями Божьими, которые веками жили с людьми бок о бок, и вот оказались выброшены на улицы и свалки под пули и отравленные дротики «санитаров города». А поскольку человек в принципе не в состоянии жить под гнетом непоправимой вины и осознания себя дрянью, вина быстро трансформировалась в ненависть, а уж та легко нашла себе оправдание: в одночасье любое животное в городе превратилось в грязную тварь, разносчик всех мыслимых и немыслимых хворей, и дикую тварь из дикого леса, только и помышляющую поохотиться в асфальтовых джунглях на беззащитного царя природы.
Но поначалу эти сложности коснулись только людей. Не везет таксист? Не беда, когда мама полковник милиции. Милицейский уазик легко доставил на место всю свору. Скривились соседи? Перетерпим, тем паче, что бабулю, к которой мы прибыли на временное место жительства, уважали и почитали за особу весьма здравомыслящую и почтенную, а Алена, когда находил на нее такой стих, умела та-ак улыбаться. Невозможно гулять перед домом? Мы хорошие ходоки, и не все овраги шаговой доступности успели расчистить под свалки. Понемногу наладился быт, выбраны оптимальное время и маршруты прогулок, потянулись к бабуле ходоки с семечками, которые любил Славный, и котлетами, от коих не отказалась и Лисси. «Ужасы нашего городка» оборачивались порой другой стороной: люди, не утратившие здравого смысла и душевного здоровья, а они еще оставались в городе, лишившиеся своих животных, всю нерастраченную любовь обратили на оказавшихся рядом щенка и кошку. Их было немного рядом, этих людей, даже не 10 праведников, но они были, и их оказалось достаточно, чтобы Лисси не касалась злоба злых. Если ей не хватало оставленных в Омске друзей, Рыжего, псевдоболонки, звоночка Мики, ее семья была с ней и любила ее, а это важнее, не правда ли?
И Лисси была молода, здорова, физически и психически, пластична, не испорчена фенологическими экспериментами, умна, вполне уверена в себе и своих людях, и легко приспособилась к новым условиям.

[-dingo-]

вина быстро трансформировалась в ненависть,

Да, наверное так и есть....

[Ирина Мартин]

Дааа, глубоко копнула... Цитату на другой форум перенесу, можно?

[borzogolic]

Сообщение от Ирина Мартин

Дааа, глубоко копнула... Цитату на другой форум перенесу, можно?

Ирина Мартин, конечно, можно, даже не спрашивайте. Довольно распространенное, кстати, явление. На другом форуме в теме, изначально вполне себе любопытной и позитивной, стая милых дам конкретно затравила форумчанку именно по этой причине: она пожаловалась, что ее кота убили, натравленные на него владельцами, собаки, не заметив, что кое-кто из участников темы делал или готов был делать то же самое. И понеслось... При этом та мелкая деталь, что сама по себе травля кошек собаками (равно как и людей людьми) - мерзость мерзейшая, оказалась не то, что оспоримой, но попросту несущественной, а виновата сама форумчанка, бо "кошкам не место на улице".

[-dingo-]

А продолжение рассказа?

[borzogolic]

Ее не тревожил и новый переезд, предстоявший довольно скоро, пожалуй, она даже немного вошла во вкус роли «кошки-путешественницы», и, возвращаясь с прогулки, не без интереса поглядывала на изредка останавливающиеся у подъезда машины: «не за нами ли?». Доверие Лисси было так велико, что ее слегка расстроило, но не встревожило сообщение о том, что ее не могут сразу взять с собой (в съемную квартиру), и какое-то время ей придется пожить у бабули. Перед отъездом Алена исцеловала и по старой памяти залила слезами ее мордочку, и наказала: «Жди! Я за тобой приеду. Будь умницей, маленькая, не скучай. Жди.»
Воистину человек рисует свои планы на песке. За Лисси, действительно, собирались вернуться быстро, но вскоре по устройству на новом месте, Славный заболел, и всю осень и зиму его лечили, затем восстанавливали, и эта просрочка оказалась фатальной.
Первые дни Лисси ждала, выглядывала в окно, бежала к двери на шум машины и до минимума сократила свои почти одинокие теперь прогулки (пока Лисси гуляла, не отходя далеко от дома, бабуля сидела возле подъезда и ждала). Но время шло, и это время, пренебрежимо краткое для человека, для быстро живущей кошки, у которой, что бы там ни говорили, непоправимо одна-единственная жизнь, было достаточно долгим.
Лисси поняла, что надо как-то устраиваться, на достаточно долгий период, обходиться без Славного и Алены, за чьими весьма неширокими спинами она до сих пор пряталась от всех неприятностей, что ждали не только котенка Гава, но и всякое живущее существо. Она давно уже выяснила, что в подвале, прячась от ловцов и добровольных «санитаров», живет небезынтересное общество ее же породы, и , оставшись одна, вступила в этот закрытый клуб, нашла здесь друзей, коим уделяла малую толику своего времени, ибо гуляла она теперь совсем недолго.
При всем доверии своем к собакам и людям, Лисси была умница, никому не навязывала свое общество, и не ставила экспериментов, пытаясь подружиться с живущим в соседнем доме ротвейлером, бо последний выглядел совсем не дружелюбным, но, напротив, демонстрировал явные ксенофобские настроения. Наша кошка не шла к ротвейлеру, и ротвейлер пришел к ней. Нет, собака не виновата. Его хозяйка, матрона в расцвете лет, но не в расцвете нравственных и умственных данных (впрочем, если то был ее расцвет, то каково же увядание?), и раньше травившая своей собакой кошек, открыла дверь в подвал и послала туда собаку…
Что мешало жить этой женщине? Зачем ей понадобилась жизнь маленькой незаметной кошки? Лисси никогда не убегала от собак, не убегала и в этот раз…
Я верю, что в последний момент, вся любовь, что она дарила и принимала в своей недолгой счастливой жизни, милосердно укрыла ее от страха и боли. Она умерла мгновенно. Возможно, это случилось именно в тот день, когда Славный после тяжелой болезни, впервые сам попросил есть. Возможно, в этот день Лисси отдала долг, которого за ней никто никогда не числил, и добрая сестра увела свою жертву, ту, что вырвали у нее в сумрачный осенний день у заброшенной теплицы, увела и оставила жить длинноногое глазастое создание, что стояло на своем посту между человеком и его безумием.
… «Где Лисси?», - месяц спустя с порога спросила Алена, приехавшая со Славным навестить бабулю и забрать, наконец, свою кошку…
Славный ни о чем не спросил. Он знал.
Прощай, маленькая. За радугой встретимся.
P.S. На самом деле, Славный болел всю зиму, и о смерти Лисси я узнала по телефону, а вот подробности бабуля, действительно, изложила много позже, когда мы со Славным приехали к ней, эту поездку я подробно описала в «Славяне…» , - это практически единственная неточность. Все остальное… Вы понимаете, у меня всю жизнь были кошки (при неприязненном равнодушии к ним родителей), практически все подобрашки и все, конечно, особенные, но Лисси… . Отсутствие врожденной конфликтности с собаками, легкое освоение собачьего «языка», отрицаемая у кошек, но реально присутствующая привязанность именно к людям, а вовсе не к стенам, и, соответственно, легкая мобильность, создание постоянной «семьи» при возможности, помощь слабым, - впервые так явственно мне продемонстрировала Лисси. После нее я, конечно, смеюсь над всякими «дневниками котов», но знаю, что это, в общем-то, наговор на кошек.
И еще: Лисси умерла зимой. А ранней весной к Славному вышла Муся.